— Это не одно и то же, — ответил Бен.

Она закашлялась, чтобы скрыть слезы.

— Милый Бен... Разумеется, ты так считаешь. Но есть еще кое-что, о чем я не могу тебе рассказать, и это тоже поспособствовало разрыву. Я не могу тебе рассказать, потому что и сама не вполне понимаю, в чем тут дело. Меня как будто втянули в мир, где значения слов утратили ясность, как и различия между одним и другим, цвета затуманились, исчезла откровенность и прямота. Может, это и не его вина. Может, это иллюзии взросления, а я виню его!

— Дорогая, — почти неслышно произнес Бен, — было бы ошибкой винить себя. Но мои слова не означают, что я пытаюсь изменить твое мнение о нем. Он недостаточно хорош для тебя, но если ты его любишь, может, так тому и быть.

— Так не должно быть, — пылко сказала Клоуэнс. — Так не должно быть.

Когда они расстались, стало уже слишком темно для работы, Бен положил лопату на плечо и пошел домой. До деревни Грамблер, где в окнах мерцали тусклые огоньки, было меньше двух миль по пересеченной местности. Бен шел мимо церкви Сола и вниз по холму, там непрерывно лязгали и стучали оловодробилки, потом по крутой мощеной Стиппи-Стаппи-лейн до лавки Картеров с широкими окнами. Там горел свет, лавка еще работала. Мать Бена стояла за прилавком и взвешивала миндальную карамель для Певуна Томаса.

Когда прозвенел колокольчик, Певун резво обернулся, но улыбка сползла с его лица, как только он увидел Бена.

— Ах, это ты, Бен...

— А ты кого ожидал? — раздраженно бросил Бен.

— Аккуратней с лопатой, на ней полно грязи, — сказала Джинни Картер. — И на твоих башмаках тоже.

Бен обычно был аккуратен, но сейчас слишком эмоционально истощен, чтобы об этом думать. Он сразу вышел обратно за дверь и стал чистить башмаки о железную решетку. Когда он вошел, мать благодарно ему улыбнулась.

— Два пенса, — сказала она Певуну.

— Ага, — отозвался тот, — и еще четверть фунта вон тех конфет.

— Певун ждет Кэти, как я думаю, — шепнула Джинни сыну.

— Зачем? — спросил Бен.

Певун сглотнул и смущенно улыбнулся.

— Я только за конфетами, — сказал он.

— Ну, ты же спросил про нее, — заметила Джинни. — Вот я и подумала.

— Я пришел за миндальной карамелью, — буркнул Певун, — и за теми конфетами.

— В последнее время ты что-то к ним пристрастился, — заметила Джинни.

— Ага, — ответил Певун.

— А чего тебе приспичило повидаться с Кэти? — спросил Бен. — Разве ты не видишься с ней каждый день в Плейс-хаусе?

— Ну да. Я вижу Кэти каждый день.

— Ну и?

— Я пришел за миндальной карамелью, — повторил Певун.

— У тебя для нее сообщение, да?

— Неа. Просто... — Вопросы Бена казались Певуну пыткой, он мучительно подбирал слова. — Я вижу Кэти каждый день, ага. Вижу, это точно. Но ни словечком не перемолвился... Но я пришел за конфетами. Меня послал брат. Сказал, что хочет конфет.

— И сколько тебе? — спросила Джинни. — Твой отец вернулся, Бен. Как закроемся, сразу сядем ужинать.

Пока Джинни взвешивала конфеты, Бен прошел в дом, кивнул отчиму, помешивающему суп на огне, поставил лопату в сарайчик и услышал в лавке голос сестры. Он раздвинул занавеску.

Высокая, с узким лицом, неопрятная, но довольно миловидная, если бы только мужчины могли это разглядеть, Кэти сняла чепец, тряхнула по-испански черными волосами и уставилась на Певуна, который запинаясь пытался что-то произнести. Насколько понял Бен, похоже, Певун уже давно пытался застать Кэти одну, и в Плейс-хаусе ему это никак не удавалось, так что теперь он решил дождаться ее в материнском доме и бормотал нечто похожее на извинения. Не только обращенные к ней, как он намеревался и сумел бы сделать, если бы ему хватило сообразительности подождать снаружи, но теперь ему пришлось говорить перед лицом матери и брата Кэти.

Похоже, во время скачек в Труро произошло нечто неприятное, и он пытался объяснить. В нем играла выпивка. И дьявол, дьявол тоже. Он беспокоится, что оскорбил ее. Певун явно не вполне понимал значение слова «извиняться», но именно это он и делал. Извинялся.

Но почему? На лице Кэти мелькнуло озадаченное выражение, как и на лице Бена. Если в деревне случалась какая-нибудь заварушка, какая-нибудь дрянная выходка — к примеру, на ярмарке или в День всех святых — никому бы и в голову не пришло извиняться, как бы далеко это ни зашло. Они просто не знали как. Это выходило за рамки их представлений о нормальном поведении. Это явно выходило за рамки представлений Певуна о нормальном поведении. Он не знал как. Но пытался.

Кое-какие объяснения пришли на ум Бену и обеим женщинам одновременно. Бен расхохотался. Если бы его собственные чувства не были на пределе, ему бы не пришло в голову смеяться. Но смех дал выход невыносимому напряжению. Певун бросил на него взгляд, который на более выразительном лице можно было бы принять за ярость.

И тут Кэти тоже засмеялась. Для Певуна это оказалось хуже всего. Она смеялась и смеялась. Бросила чепец на прилавок и смеялась. Бен смеялся. Миссис Джинни Скоббл улыбнулась. Через некоторое время Седовласый Скоббл высунул голову из-за занавески и сказал:

— Ужин готов. Что происходит?

— Просто одна шутка, дорогой. Шутка про Кэти и Певуна.

— Кэти и Певуна? — удивился Скоббл, почесывая затылок. — А что у них общего?

— То-то и оно, отец, — сказала Кэти. — В том-то и дело!

И снова засмеялась.

Певун переводил взгляд с одного на другого, потом развернулся и выбежал из лавки. Гвозди на его подметках выбивали искры на мостовой, пока он бежал вниз по холму.

— Боже мой, — сказала Джинни, немного посерьезнев, — он же забыл свои конфеты.

Но Бен, преследуемый собственными демонами, уже поднимался наверх.

Вечером, два дня спустя, примерно в то же самое время, когда Росс ехал домой после короткого визита в Киллуоррен, из-за изгороди появился человек и спросил:

— Можно с вами перемолвиться словечком, капитан Полдарк?

Воротник сюртука Стивена Каррингтона был поднят, а копна соломенных волос осела из-за моросящего дождя.

— Разумеется. Почему бы вам не зайти в Нампару?

— Я бы предпочел не приходить. Но всё равно благодарю. Это не займет больше пяти минут.

Росс поколебался, а потом спешился. Находиться в пяти футах выше собеседника — невыгодное положение.

— Да?

— Вы, наверное, слышали, что мы с Клоуэнс разорвали помолвку.

— Да.

— Она сказала совершенно определенно, что свадьбы не будет?

— Сказала.

— Вы вряд ли слышали подробности о причинах нашей ссоры.

— Лишь в общих чертах. Клоуэнс рассказала очень мало. Не уверен, что мне хочется знать больше.

— То есть, вы вполне довольны тем, как всё обернулось.

— Я этого не сказал. Но если это напрямую не касается нас как участников ссоры... Разумеется, мы прислушиваемся ко всему сказанному и, конечно же, для нас главное — счастье Клоуэнс. Но, как вы знаете, мы всегда предоставляли Клоуэнс свободу принимать решения.

— Да-да, я знаю. — Лицо Стивена было покрыто синяками и выглядело мрачным, вокруг рта пролегли складки. — Но меня одолевают сомнения, что она до конца уверена в своем решении.

— Нас вполне удовлетворила ее уверенность, когда она решила выйти за вас замуж, и думаю, стоит аналогичным образом принять ее нынешнее решение.

— Из-за мелкой размолвки?

— А это так?

— Чуть больше.

— Тогда время покажет.

Лошадь Росса начала беспокоиться, и он повел ее в сторону дома. Стивен двинулся следом.

— Время, — сказал Стивен. — Это ничего. Я готов ждать. С вашего разрешения.

— Зачем вам нужно на это мое разрешение?

— Когда мы собирались пожениться, вы отдали нам сторожку. Этим летом я потратил немало времени и денег, приводя ее в порядок. Но она по-прежнему принадлежит вам. Если Клоуэнс туда не переедет, возможно, вы захотите забрать ее.